Мне 90 лет. Родился 20 мая 1926 года. Имею двух сыновей, двух невесток, одну внучку, две правнучки и трех внуков. Рабочий стаж 57 лет. Жена умерла в 2008 году. Свои воспоминания о войне 1941-1945 гг. посвящаю студентам Славяносербского техникума и школьникам, так как я не мог им рассказать о войне - болел в 2016 году.
В январе 1945 года я был призван в Советскую Армию, в пехоту. Нас, призывников, было человек 30. Научили ходить строем с песнями. Показали как разбирать и собирать затвор у винтовки, стреляли, бросали гранаты. На это ушло недели две. Обмундировали во все новое, только не было шапок-ушанок, выдали белые вязаные подшлемники. Не было звездочек, кое-кто вырезал их из консервных банок.
Приняли присягу и ночью привели нас в окопы на пополнение в роту. Сказали, здесь вас научат «старички». Это была 4 рота 1074 стрелкового полка 314 стрелковой дивизии 1 Украинского фронта под командованием маршала Конева. Выдали нам винтовки, патроны и гранаты. Развели по окопу.
Спали на елочных ветках, потом принесли пуховые перины. На одну ложились, другой укрывались. Население бросало дома и бежало кто куда. Это было в Польше в районе города Глевице.
Январь и февраль 1945 г. были в обороне. В марте пошли в наступление. Не было командира, рота неполная, командовали 3 сержанта. Вооружение - одни винтовки. Шли пешком, днем и ночью, за наступающими войсками. На ходу приходилось спать. Днем и ночью только вперед. Спать давали очень мало. Встретили подводу с фронта с оружием. Ребята расхватали автоматы, а винтовки положили в телегу взамен. Мне не хватило. Командир запретил менять, сказал, что в роте должно быть половина винтовок и половина автоматов. Винтовки для дальней стрельбы. Я увидел в подводе снайперскую винтовку - свою детскую мечту. Но взял простую. Мы уже догнали фронтовую линию. Прислали нам офицера с училища (наш ровесник) командиром роты. Перешли реку Одер, прошли несколько километров, заняли оборону. Командир приказал окапываться ячейками в рост и не спать. Было темно. Стою в яме, слышу, проверяют. Подходят, спрашивают: «Назаров, ты спишь? Иди, окопайся впереди моста». Мост автомобильный, под мостом в выемке проходила железная дорога. Вся рота окопалась за мостом. Я - впереди. С рассветом началась стрельба, мне железную дорогу вниз не видно. Немцы продвигаются по колее внизу. Передо мной появился наш солдат, фуфайка на распашку, на груди несколько орденов, а он моложе нас - «старичок». Раскрыл ему свой вещмешок, говорю, выбирай. Тот взял три гранаты и побежал. Слышу разрывы. Бой закончился, привели троих пленных лет по 16-17, руки трясутся, как крылья.
Оказывается, это была разведка боем. Немцы - кто убежал, кого убили. За ночь я удлинил свой окоп. Убежавшие, видимо сообщили своим о нашем месторасположении, и нас обстреляли из минометов. Были убитые и раненые. Убило санитара. Это был наш первый бой. Прибежал ко мне командир роты, пострелял из трофейного пулемета и опять исчез.
После этого боя началось немецкое наступление. У меня оказался хороший наблюдательный пункт с нашего левого фланга. А на правом фланге немцы спускались с бугра вниз. От нас далеко, наших не видно. У меня снайперская винтовка, смотрю в объектив, немцев много, но далеко. Вижу, пулеметчик. Прицелился, выстрелил. Исчез где-то немец, не видно даже в оптику. В моем окопе появился солдат с немецким трофейным пулеметом. Наблюдаю дальше. Напротив нас на горизонте появился танк «ТИГР». Далековато простым глазом, черный бугорок, в оптику видно, открылся башенный люк. Вылез по пояс танкист и наблюдает за нами в бинокль. Я посмотрел по горизонту вправо, вижу, 4 танка появились. Остановились боком к нашим артиллеристам. Сразу загорелся задний танк, третий и второй. А в первый выстрелили, снаряд зацепился за бугорок и, как камушек, по воду поскакал.
Тут я понял, что стреляли болванками. Три танка горят, смотрю за «тигром», а на душе приятно за наших артиллеристов. Молодцы!
С «тигра» наблюдает, думаю выстрелить, далековато. Танкист опустился в танк, крышка закрылась. Танк стоял к нам боком и пушка боком. Смотрю, пушка поворачивается в нашу сторону, а перед танком дым и пыль. Я своего напарника хлопнул по плечу, он пригнулся вместе со мной. Снаряд разорвался перед нами, но ниже метра на 2-3. Наши артиллеристы, наверное, «тигра» не видели.
На этом бой закончился. Мы пошли дальше. Перед каким-то селением остановились, окопались. Проезжала подвода с нашим оружием. Я поменял винтовку. Пополнил свой вещмешок немецкими гранатами. Стемнело. За нами стали устанавливать пушки по всему фронту метров по 5 друг от друга, а за ними сзади - «Катюши».
Утром на рассветеначалась артподготовка. Немцы боялись «Катюш» и убегали из поселка, мы их настигли на вспаханном поле. Автоматчики их добивали, а часть убежали в лес. Я мельком увидел на правом фланге наших «соседей» на поляне в новых шинелях. Шли цепью. Мы добежали до соснового леса, нас обстрелял из крупнокалиберного пулемета наш самолет истребитель. По ошибке принял нас за немцев, но ни в кого не попал.
Вошли в лес, сели отдыхать. Немецкий миномет стрелял по лесу вслепую, и одна мина разорвалась вверху сосны и осколками тяжело ранило нашего командира. Это был уже третий командир нашей роты. Его быстро перевязали. В медсанбат нести выделили 4 человека: сержанта и трех солдат, в том числе и меня. Командира несли на плащ-палатке.
Медсанбата мы не нашли, а нашли медицинский передвижной пункт «Катюш». Они в помощи отказали, приказ - посторонних не брать. Сержант их еле уговорил. Наш офицер лежал на плащ-палатке. Лицо бледное и на щеке оставалась красная точка размером, как пшено. Командира мы оставили у них и вернулись к своим. Они остались на поляне на снегу.
Сержант с двумя солдатами заняли место посредине, а я опять оказался на левом фланге самый крайний. В мою сторону ни одного выстрела не было. На правом фланге привезла машина пушку 76 мм на прямую наводку.
Опять помешал бугорок. Один раз выстрелили и больше не пытались. Нужен миномет. Был перебежчик в нашу сторону от пулемета, немножко не добежал. Было два выстрела в него. Наши его подхватили. Стемнело. Поднялись в атаку, застрочил пулемет, повсюду раздавались вскрики. Один солдатик так просил перевязать, но никто не поднялся. Думаю, истечет кровью. А я от него был человек через 7. Не выдержал, побежал, пригнувшись. «Куда тебе попало?», - спрашиваю. «В спину». Добрался до раны, достал свой бинт. Нам всем выдали по бинту, они были в водонепроницаемой упаковке. Перевязал, осталось только завязать. И тут меня ударило по плечу. Думал, что прикладом сосед. Мол, пригнись. А я был на коленях.
Слышу, по плечу тепленькое потекло. Попробовал, пальцы и локоть работают. Говорю: «Вот и меня зацепило». А плечо не работает, рука упала. О перевязке и думать не стал. Такие соседи достались, прижались к земле и ни слова. Взял руку в руку и пошел в тыл. Темно, наверное, часов 10. Иду полем, навстречу наши пулеметчики тянут пулемет «максим». «Ребята, перевяжите!» «Давай бинт». «Нет, я своим бинтом перевязал раненого». «И у нас нет». Один из них сжалился: «Ну, ладно, давай перевяжу».
Пошел дальше, перешел железнодорожную насыпь, а там домик и вокруг повозки, запряженные лошадьми. На полу раненые лежат, и мой лежит, смотрит на меня и улыбается.
Хотелось пить. Здесь, в доме, я увидел первый раз нашего политрука и старшину. Политрук сказал, что будут награждать. Нас уже набралось на подводу: один - лежачий, четыре - ходячих и шестой - ездовой.
До Берлина осталось 200 километров...
